Нам уже всем кажется, что комп, равно как и прочие окружающие нас привычные вещи, типа телека, музцентра, мобилы, — имели место всегда. Но нет: было время, когда люди писали друг другу письма не по е-мылу, а запечатывая листы бумаги в конверты, надписывали их ровным почерком. И уж совсем невероятно: дети играли в мячик, бадминтон, а не просиживали дни напролет за электронными игрушками. Теперь компьютеры есть практически на любом уважающем себя столе. И никому из их юзеров невдомек, что ровно 110 лет назад родился человек, без которого эти чудо-машины вряд ли появились бы на свет так рано. Звали его Норберт Винер…

Винера называют отцом кибернетики. И, хотя папаша родил свое „дитя“ довольно поздно, оно у него получилось крепким и „долговечным“. Речь идет о написанной им в 54 года легендарной книге «Кибернетика или управление и связь в животном и машине», которая, может быть, определила направление развития не только науки, но и ХХ века вообще. Поколение автора этих строк было отчасти „потерянным“ еще и потому, что ему пришлось еще слышать отголоски того времени, когда в России кибернетику считали лженаукой. Потом, правда, чиновники от образования опомнились и стали насаждать науку об ЭВМ, сами еще не представляя, зачем они нужны. Нынешнее поколение людей, само того не ведая, уже так связано с кибернетикой, что никакие начальнички при всем своем желании сделать с этим ничего не могут.

Сегодня речь – о великом Норберте Винере. Кстати, его кто-то вполне мог бы назвать неучем, потому что он никогда толком не учился в средней школе. Отец будущего гения Лео Винер был выходцем из небольшого городка Белосток в Белоруссии. Благополучно избежав ужасов гражданской войны и погромов, еврейское семейство вовремя переселилось в США. Там Лео вскоре устроился профессором на кафедре славянских языков и литературы в Гарвардском университете. Будучи человеком ученым, он рьяно взялся за воспитание своего отпрыска: в 4 года Норберт уже был допущен к родительской библиотеке, а в 7 лет написал свой первый научный трактат по дарвинизму. Далее процитирую биографов: „В 11 лет от роду он поступил в престижный Тафт-колледж, который закончил с отличием уже через три года. Половозрелые студенты посматривали на 14-летнего бакалавра с недоумением, граничащим с желанием немедленно дать по шее. Но юркий пухлый очкарик привычно вжимал непропорционально большую голову в узкие плечи и почти всегда умудрялся ускользнуть от своих недоброжелателей. Юному Норберту доставалось порой и в словесных перепалках. Гордую еврейскую фамилию Винер (по-немецки wiener — венец) не так-то просто носить по коридорам американского учебного заведения в тинейджерском возрасте“.

У Винера было много „бзиков“, но самым главным из них стала его страсть к учению. Будучи взрослым, он вспоминал: "Когда я переставал учиться хотя бы на минуту, мне казалось, что я перестаю дышать. Это было сродни тупому инстинкту“. Он, наверное, и не заметил, как к 18 годам уже числился доктором философии по специальности «математическая логика» в Корнельском и Гарвардском университетах. В девятнадцатилетнем возрасте доктор Винер был приглашён на кафедру математики Массачусетского Технологического Института, где и прослужил до последних дней своей жизни.

Внешне Винер идеально отражал образ классического профессора из анекдота: бородка клинышком, очки с толстыми стеклами, невероятная неуклюжесть и неловкость, путаная и бессвязная речь. Но во всем остальном был весьма своеобразен. Вот как, например, он читал лекции. „Подходил к доске, что-то писал на ней мелом и тут же, недовольно бормоча под нос: «Неверно, неверно», — стирал. Потом писал и стирал снова и снова. Через два часа произносил: «Теперь, пожалуй, все», и, не глядя на слушателей, выбегал из аудитории“.

Его кибернетика выросла, как считают специалисты, из хаоса. (Так же, как стихи у Ахматовой – из сора). Биографы так пишут о составных частях его учения: „Дарвинизм, захвативший его воображение еще в раннем детстве, и бульварная литература ужасов, которой он увлекался подростком, философские аспекты теории относительности в рафинированном изложении Бертрана Рассела и тонкости составления таблиц стрельб, освоенные на артиллерийском полигоне, математические озарения, посещавшие его в обществе геттингенских светил, и киношки с немыми фильмами, где он отдыхал душой от общества коллег, играющих в бридж, — все это со временем пошло в дело, стало материалом, из которого Винер потом вылепил «Кибернетику» и книги, ставшие ее продолжением“. Ключевой мыслью «Кибернетики» стало то, что „возможность передавать и получать информацию вовсе не является привилегией людей. Поэтому нет непреодолимой границы между естественным человеческим разумом и искусственным разумом машины“. Винер написал свою великую книгу, потом и сам опешил: «Когда „Кибернетика“ стала научным бестселлером, все были поражены, и я не меньше других».

В конце жизни он писал: „Я понял, что наука — это призвание и служение, а не служба. Я научился люто ненавидеть любой обман и интеллектуальное притворство и гордиться отсутствием робости перед любой задачей, на решение которой у меня есть шансы. Все это стоит тех страданий, которыми приходится расплачиваться, но от того, кто не обладает достаточными физическими и моральными силами, я не стал бы требовать этой платы. Её не в состоянии уплатить слабый, ибо это убьет его“. Норберт Винер оказался в состоянии уплатить такую плату. И теперь его имя наряду с Галилеем, Ньютоном, Эйнштейном, Бором и некоторыми другими навечно вписано на „жесткий диск“ памяти благодарного человечества.